Поэма

Светлой памяти юных подпольщиков Ростова-на-Дону, их командира Югова, павших в неравном бою, посвящается.

Эта быль про горящую степь,

Про слепую, жестокую смерть,

Про последний земной рассвет,

Быль про тех, кого с нами нет.

И про них, про живых матерей,

Потерявших в бою сыновей,

Потерявших в бою дочерей,

Поседевших в одну из ночей.

Стопка книг на столе,

Чашка чая, друзья, соседка —

Ты такая, как все,

Только платье темнее расцветкой.

Да в глазах та застывшая грусть,

Что всё тянет к письмам снова.

Столько лет знаешь их наизусть

И читаешь их слово в слово.

И когда опускается ночь,

Когда ты остаёшься одна,

Ты зовёшь её — девочку, дочь.

И живою приходит она.

То не вешние росы —

Глаз живое сиянье.

То волнистые косы

Пахнут свежестью ранней.

Ты дыханьем своим

Согреваешь ей руки.

Прижимаешься к ним

После долгой разлуки.

И часами упрямо

Ты зовёшь её: «Алла!».

Слышишь? Нежное «Мама»

Дочь в ответ прошептала.

И незримою тенью

Над тобою склонилась.

Ты зовёшь то виденье,

Чтоб ещё повторилось!

То ли явь, то ли сон —

Как назвать, я не знаю.

Колыбельную песнь

Eй поёшь, засыпая.

И хоть знает иль нет,

Что здесь мать уж давно одинока?

Медлит серый рассвет

Заглянуть не решается в окна.

А вокруг продолжается жизнь.

Ты опять в её бережной власти.

Там ребята тебя заждались,

В том, до боли знакомом, «А» классе.

Материнский негромкий рассказ:

Как училась, мечтала, как пела,

Приходила сюда, в этот класс,

И вон там, у окошка, сидела.

Дверь распахнута. Настежь окно.

Отчего же так душно стало?

И звонок прозвенел уж давно.

А ребята всё ждут. Им мало. —

Как погибла? И смотрят на мать

Так открыто, так бессердечно.

Ты прости их. Откуда им знать,

Что страданье бывает вечным. —

Не могу, — побелела она, —

Вы простите, мои дорогие,

Я о детстве ещё. А война.

Пусть о ней вам расскажут другие.

Путь нелёгкий нами проторен,

Чтобы знамени развеваться.

Слушай, юность, о тех, которым

Вечно будет по восемнадцать.

Захлебнулась от гнева степь —

Не косой, устарели косы,

В бронированных башнях смерть

Пляшет тенями на откосах.

Как любуюсь листвой их зелёной!

Это ты научила меня

Устремляться мечтою в небо,

Видеть чудо в сиянии дня,

В блеске звёзд и в запахе хлеба.

Снова сердца коснулся нетленный огонь:

Ты, заплакав о ней сегодня,

Приоткрыла коробку.

И льёт на ладонь

Золотыми лучами тот орден.

Символ славы и доблести.

Он. Eго после, потом прислали.

Глубоко запрятанный стон

Вдруг прорвался. И тут же замер.

Нет нельзя, чтобы скорбная тень

Прикоснулась к её портрету.

Пусть глядит с него солнечный день,

Ничего не знавший про это:

В ночь ползла, в ненавистный бой,

Степь родная, прибавь ей силы,

Чтоб отряд прикрыла собой.

То не басня, не сказка. Было!

Было так. И, чуть дрогнув, трава

Повторила биение пульса.

А к тебе полетели слова: —

Дорогая моя, не волнуйся.

Я с друзьями. Я здесь не одна.

Лида, Костя, Володя, Нина.

Вместе с ними идёт к самолету она,

Открывает дверцу кабины.

И машина, крылом качая,

Отогнав все сомнения прочь,

Драгоценный свой груз бросает

Прямо в звёздную майскую ночь.

Замер гул. И звенящая тишь.

Или враг притаил дыханье?

Что ты, лес, виновато молчишь?

Что скрываешь за этим молчаньем?

Шли тринадцать в последний бой.

Шёл в бессмертье отряд.

Шёл Югов.

Ни один не вернулся домой —

Рассказать о подвиге друга.

Объяснить, почему в тот вечер

В облаках окровавленной пыли

Рвался в степь окровавленный ветер

И багровыми зори были.

Груды стреляных гильз в траве.

Кровь и кровь — её время не смоет.

Опалённой листвою лес

Молча падает на героев.

Eсть в посёлке донецком простой обелиск,

Полевыми увитый цветами,

Там созвездья небес опускаются вниз,

И лучи их сливаются в пламя.

И всю ночь там огонь негасимый горит,

Золотою звездой отражённый.

И нетленной легендою дышит гранит,

Материнской слезой обожжённый.

(Это было 31 мая 1943 года).