В блокадном это было Ленинграде.

В полуподвале жил еврей-старик.

В Одессе дочка, он не знал — жива ли,

А старший сын был воин-фронтовик.

Об их судьбе уж нет давно известий.

И как судьбу детей предугадать?

В Одессе ведь хозяйничают немцы,

А сыну с фронта некогда писать.

Сам Самуил портным был очень знатным.

И до войны старик неплохо жил.

Хватало на еду вполне заказов

И даже кое-что себе скопил.

Пришла война, исчезли все заказы.

Теперь он впроголодь, как все, живет.

Закончились все бывшие запасы.

Конец печальный старика уж ждет.

Жены любимой не было с ним рядом.

Она давно ушла уж в мир иной.

Как выдержать теперь ему блокаду?

Дамоклов меч всегда над головой.

Он беженец, а значит по закону

На карточки он прав не имел.

Все променял на хлеб, что было в доме,

Печальный ждет теперь его удел.

С прогулки он однажды возвращался

И стал свидетелем беды одной:

В их подворотне два кота зажали

Израненную крысу, был там бой.

Коты попеременно нападали,

Она ж сражалась из последних сил.

И Самуилу жалко крысу стало,

Он милосердие к ней проявил.

Прогнал котов, но помощь опоздала,

Она, как говорят, уж отошла.

А вот под ней лежал крысенок малый.

За жизнь его свою жизнь отдала.

Он пропищал ну словно как ребенок,

И сжалился старик тогда над ним.

Взял в руки малыша, лежит крысенок.

В руках же добрых он совсем затих.

Отнес зверька старик в свою квартиру,

Но для чего, не понял даже сам.

Теперь их двое в этом сложном мире.

Невзгоды все поделят пополам.

Так появился маленький питомец

И рос он быстро, будто на дрожжах.

На удивленье был он одаренным.

Спасителя крысенок обожал.

По цвету шерстки назван был он Серым.

Стал всевозможным фокусам учить.

В огромного он вскоре вырос зверя.

Все хорошо, но не что им жить.

Что можно было, все на хлеб сменяли.

И ценного нет больше ничего.

Два дня назад отрез последней ткани

За полстакана риса уж ушло.

Позвал тогда старик к себе питомца.

Он вырос, взрослой крысой уже стал.

Как с человеком настоящим взрослым

Об их беде спокойно рассказал. —

Хочу сказать тебе, дружок мой Серый,

Придется нам с тобою голодать.

Что можно было, мы с тобой проели

И не за что еду теперь нам брать.

На задние две лапки крыса встала,

Разгладила передними усы.

Казалось, что она все понимала,

По крайней мере, так старик решил.

А вечером через дыру в подвале

Ушел, наверно, просто погулять.

Прошло два дня, старик все голодает,

Нет Серого, устал его уж ждать.

Скорее, нет в живых его питомца.

Небось, на завтрак он попал котам.

Он никогда не пропадал на столько,

Но в третий день вернулся Серый сам.

И с удивлением старик заметил,

Что тот в зубах старательно держал

Знакомую из золота монету,

Их Самуил давным-давно уж знал.

Он шил одежду для семей богатых.

Те золотом расплачивались с ним.

На жизнь вполне хватало такой платы,

Даже немножко золота скопил.

Но в дни войны в блокадном Ленинграде

Он все монеты на еду спустил.

И лишь одну, как ценную награду

До дней последних бережно хранил.

Когда ж возился со своим крысенком,

С монеткою он фокус проводил:

Запрячет ее в дальнем уголочке,

А Серый находил и приносил.

Питомец хорошо запомнил это,

Большую радость помнил старика,

Когда он находил ему монету,

Спаситель гладил своего зверька.

Но той монеты нет уже в помине.

Откуда ж эту крыса принесла?

Спешит с находкой прямо к Самуилу

И прямо в руки старцу отдала.

Наверно, Серый, под землей гуляя,

Зарытый кем-то клад и отыскал.

Хозяин же его, он твердо знает,

Такой монетой часто с ним играл.

Во рту ни крошки третьи уже сутки,

Но получив подарок от зверька,

Взял драгоценную монету в руки,

Во все усы его расцеловал.

Не мешкая, старик оделся быстро

И в город за продуктами пошел.

Домой принес стакан он целый риса,

Два яблока, хлебный паек еще.

Шло время, трудно в городе блокадном.

Монеты Серый часто приносил.

Где брал он их, тут и гадать не надо —

С чужого клада воровал он их.

С питанием теперь проблем не стало.

И даже зимнее купил пальто.

Зима уже холодная настала.

Так что с крысенком крепко повезло.

В их доме жили и другие люди.

В блокаде продовольственный коллапс.

Eще зима морозная их студит,

На прочность проверяет, видно, нас.

И гибнут люди в том аду холодном.

Не успевали бедных хоронить.

А там, где Самуил жил, в этом доме

Всем довелось до теплых дней дожить.

Старик старался, часто даже тайно,

Соседей в своем доме подкормить.

Известна ж поговорка не случайно,

Что шила-то в мешке не утаить.

Взамен же люди приносили воду,

Дрова, чтоб можно печку истопить.

Так, пережив блокадные невзгоды,

Смогли до дня прорыва все дожить.

И стала жизнь налаживаться всюду,

Ожил любимый город Ленинград.

Измученные выстояли люди

И не пустили в город их врага.

Проходит время, и однажды Серый

Уходит, как обычно, по делам.

Назад он не вернулся ни в день первый,

Ни во второй, то есть совсем пропал.

Истек уж месяц, и старик горюет:

Пропал любимый Серый навсегда.

Он за кормильцем, как за близким другом,

И день, и ночь тихонько тосковал.

Блокада прорвана, врага изгнали,

Закончился блокадный весь кошмар,

Но Самуил задумчив и усталый,

Eдинственного друга потерял.

Однажды вечером сквозь лаз в квартире

Пришли нежданно в гости крысы две.

Один был Серый, друг его любимый,

Привел подругу, выбрал что себе.

Семью себе его любимец создал.

Пришел к нему проститься навсегда.

Старик с любовью на прошанье обнял,

Погладил шерстку серого дружка.

Побыв немного, крысы удалились

Той же дорогой, то есть через лаз.

А в Ленинграде люди оживились.

Отброшен далеко наш злобный враг.

А к Самуилу с фронта сын вернулся,

Тяжелое раненье — потому.

Он в госпитале пролежал, сколь нужно.

Вернувшись, старика увез в Москву.

Там занимался внуками своими,

Жил, как и все другие москвичи.

Неделю до Победы не дожил он.

Остановилось сердце, как часы.

А Серый приходил не раз в квартиру,

Хотел он видеть друга-старика,

Но люди жили там уже другие.

Их развела судьбины злой рука.

***
фото: